Автор: Людмила Парицкая
Писатель умирает, когда перестают читать его книги. И тут уж ни пышные юбилеи, ни хвалебные речи, ни изысканные банкеты не помогут ему удержаться в памяти людской. Но есть писатель, который сумел, несмотря на прошедшие 200 лет, остаться одним из самых читаемых не только в России, но и в мире. Имя его Иван Сергеевич Тургенев.
Не славянофил
За прошедшее время оно обросло огромным количеством всяких мифов и небылиц. Множество интеллигентствующих проходимцев паразитирует на нем, сочиняя лживые диссертации и придумывая странные факты его биографии. А некоторые просто примазываются к его славе, чтобы заявить свету и о своем, якобы талантливом, существовании. Вот и в Орле нашлись люди, которые готовы создать международный фестиваль под названием «Мода на русское» и почему-то связать его с именем И.С. Тургенева.
Если бы хоть кто-то из устроителей дал себе труд более глубоко изучить его биографию, то они, вероятно, к большому удивлению, обнаружили бы, что Тургенев никогда не был славянофилом. Он всячески пропагандировал в России западный образ жизни, искренне считая, что Россия должна идти по западноевропейскому пути развития, а так называемую русскую самобытность считал просто отсталостью. Славянский съезд, открывшийся в Москве в 1867 году, он называл всеславянской пляской с присядкой. Будучи ярым и непримиримым западником, не скрывающим своего атеизма, он, в противовес славянофилам, видящим в православии главную духовную опору, выступал за развитие просвещения, науки, техники и правового сознания. В конце жизни над русским дворянством откровенно издевался. В одном из писем из Баден-Бадена писал: «Здесь хорошо: зелено, солнечно, свежо и красиво. Русских много, но все высшего полета – и потому низшего сорта».
Свое отношение к русскому ярче всего Тургенев выразил в романе «Дым», особенно в монологах его персонажа Потугина, который высмеивал так называемую даровитость русской натуры с гениальным инстинктом, считая единственным достоянием человека простой здравый рассудок, не допускающий мысли, что можно чего-нибудь добиться без учения. После выхода романа «Дым» Анненков писал, что российское общество было «испугано романом, приглашающим верить, что вся русская аристократия да и вся русская жизнь есть мерзость». Более ядовитого антирусского романа трудно найти в мировой литературе.
Тургенев никогда не был проводником русского на Западе – не стоит выдавать желаемое за действительное. Интерес к его могучей личности не становился автоматически интересом к русскому вообще. Он, одинаково блестяще владея русским и французским языками, все же не стал переводить «Записки охотника», а предпочел жестко раскритиковать перевод Эрнеста Шарьера.
Иван Сергеевич, безусловно, любил Россию, но издалека, как сторонний наблюдатель, и сам признавался, что русский народ был для него чем-то вроде сфинкса или загадки. В вопросе смысла жизни он был абсолютным пессимистом: «Человеку остается, скрестив на пустой груди ненужные руки, сохранять последнее ненужное ему достоинство, достоинство осознания собственного ничтожества. Лучшее, что может сделать человек, созданный природой неизвестно для чего, это осознать: какая он случайность». Но, тем не менее, критиковал российское общество, желая его усовершенствовать. Ведь молчат и поддакивают только лакеи, а Тургенев им никогда не был.
Провинциальный маскарад
Не знаю, был бы западник Тургенев рад засилию западной массовой культуры в современной России, уничтожению памятников русской истории и архитектуры, засорению русского языка, навязыванию поверхностного западного стандарта образования… Почему-то кажется, что ему это причинило бы боль. Складывается четкое ощущение, что скоро в России от русского ничего не останется – все будет по западному образу и подобию, только в удешевленном издании. И на этом грустном фоне псевдорусская свистопляска под названием «Мода на русское» выглядит, на мой взгляд, настоящим кощунством.
Интересно, на какое же русское будут делать моду? Просто гомерический хохот вызывает само название. Мода – это нечто временное, сезонное, не очень серьезное, проходящее, ну а применительно к русскому в российском государстве – обыкновенная глупость, которая унижает и оскорбляет и Тургенева, и русское вообще. Тот провинциальный, самодеятельный, дешевый маскарад, который в прошлом году под этим именем прошел в Орле, в лучшем случае можно назвать модой на псевдодворянское. Но и тут опять изящный полет в лужу – Тургенев был индивидуалистом-отщепенцем, практически отказавшимся от своего класса, и дворянство, как и русская общинность, его мало трогали.
Формат этого, безусловно, одноразового действа абсолютно стандартный, отработанный по всей нашей стране, от Севастополя до Владивостока. Везде проход оркестра с мажоретками, демонстрация моделей одежды, городской фольклор, выраженный в хороводах и крикливых песнях, выдающих себя за народное творчество, сцены из спектаклей, ярмарки с предметами а-ля рюс и обязательным «балом» в костюмах, взятых напрокат в местных театрах. И, поскольку никто не обладает ни истинно дворянским воспитанием, ни культурой, все это превращается в пошлейшую имитацию, попсовый, ресторанный китч.
В Орле стандарт разбавили «стрингами» на фонарях все той же многострадальной Ленинской да конкурсом «Тургеневская девушка». Сейчас уже невозможно отыскать первого, кто выпустил эту утку про «необыкновенную одухотворенность» женских образов романов Тургенева, но летает она благополучно уже больше века. При всей моей любви к пернатым, думаю, пора ее пристрелить. Почти все (ну, может быть, за исключением Ирины из «Дыма») тургеневские женщины – это, в той или иной степени, его мать. Некрасивая Варвара Петровна безумно, эгоистично любила своего Ванечку и гробила его своей беспощадной любовью, жестокими, унизительными наказаниями из благих побуждений для его же пользы. Он был объектом ее беззаветной любви и педагогических экспериментов в стремлении сделать его совершенством, в своем понимании, конечно. То, что она делала его глубоко несчастным, ей даже в голову не приходило – она наслаждалась своим жертвоприношением. Думаю, ни один мужчина не будет в восторге от вездесущей, требовательной любви «воспитательницы». Утвердился стереотип, что слабовольные герои романов сбегали от «идеальных» женщин, потому что их пугал сильный характер. Нет, думаю, ими двигал нормальный, здоровый, мужской инстинкт самосохранения. Неосознанная ненависть Ивана Сергеевича к матери и породила этих возвышенных мучениц-мучительниц. Что-то подсказывает мне, что к юбилею вряд ли удастся воспитать претенденток с необходимыми соревновательными качествами, если только где-то в Африке – ведь конкурс международный.
Читайте
Тургенева
Как-то в письме Г. Флоберу Тургенев писал: «Вчера вечером я сидел на крыльце своей веранды… а передо мной около шестидесяти крестьянок, почти сплошь одетых в красное и очень некрасивых (за исключением одной новобрачной 16 лет…), плясали, точно сурки или медведицы, и пели пронзительными, резкими, но верными голосами. Это был небольшой праздник, который я устроил по их просьбе, что, впрочем, было очень легко: два ведра водки, сладкие пирожки и орехи – вот и все. Они кружились, я смотрел на них, и мне было ужасно грустно».
В народных русских костюмах всегда преобладал красный цвет, возможно, из-за недостатка солнца. Депрессивный синий, составляющий основу фирменного стиля упомянутого мероприятия, входит в состав панславянских цветов, но отнюдь не как доминирующий. Выбор его неуместен и абсолютно случаен. Странными кажутся также и шрифт эпохи модерн, и «веерококошник». Ни к Тургеневу, ни к заявленному русскому это никакого отношения не имеет. Это стиль рубежа веков – Тургенев до его торжества не дожил.
Пришла, наконец, пора разобраться, так что же такое «русский»? Это всегда как бы «двуликий Янус», в котором национальные достоинства одновременно являются пороками, а пороки достоинствами. Они неуловимо переходят друг в друга, и понять, где истина, а где ложь, не представляется возможным. Эта двойственность характерна и для русской культуры и искусства, что частично объясняет их невероятную привлекательность. Русский характер – это сочетание несочетаемого, постоянная потребность бросаться из одной крайности в другую: от покорности к бунту, от созидания к разрушению, от обыденности к героизму и т.д. Русский одновременно и ленив, и трудолюбив, но по-настоящему отдаваться труду он будет только в том случае, если это будет лихая игра, затея, несбыточная мечта, полностью увлекающая его и приносящая эмоциональную радость. Русский живет творческим процессом в труде, а не результатом труда. Русский никогда не будет пунктуальным, как немец, и никогда таким исполнительным, как китаец. Если бы государство научилось создавать ему такие условия труда, а не ломало бы его через колено, делая из него «квалифицированного потребителя», оно могло бы получить удивительные результаты, и экономика, может быть, шагнула бы дальше западной.
Мечты, мечты… Уместнее всего было бы устроителям фестиваля начать вводить моду на русское с себя – на Руси самыми модными всегда были слова на букву «с» – совесть и стыд. Но все же очень хочется надеяться, что дальнейшие шаги по увековечиванию памяти наших гениальных предков не будут такими же оглушительно невежественными. Господа, читайте Тургенева – он того достоин!
Загрузка ...